Сергей ЕНИКОЛОПОВ, руководитель отдела клинической психологии Научного центра психического здоровья РАМН: Тоталитарное государство - один из рецептов от терроризма.

Психологи утверждают: жертвами терактов являются не только погибшие, раненые и их близкие, но и люди, наблюдающие за событиями со стороны. У 10% москвичей, следивших за драмой на Дубровке по телевизору, обнаружены все признаки посттравматического стрессового расстройства. Сколько людей пострадало после взрывов в Тушине и на Тверской, станет ясно только через полгода. О влиянии терроризма на психологию общества руководитель отдела клинической психологии Научного центра психического здоровья РАМН Сергей ЕНИКОЛОПОВ рассказал обозревателю "Известий" Елене ЛОРИЯ. - Повлияли ли последние теракты на психологию общества в целом? - Я ничего не могу сказать относительно Тушина - исследования еще не проводились. А вот по "Норд-Осту" данные уже есть. Спустя полгода после захвата заложников мы провели опросы среди 400 москвичей. Опрашивали их по той же методике, по которой работаем с жертвами и участниками терактов, только вопросы касались "Норд-Оста". И выяснилось, что у 10% из них (а это очень большой процент) наблюдаются все признаки посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) - бессонница, страхи, навязчивые мысли... И в этом случае мы имеем дело с информационным стрессом в чистом виде. Эти люди наблюдали за трагедией по телевизору. Еще 20-25% подвержены ПТСР, они на грани. Хотя мало кто ожидал, что будет так много чисто информационного стресса. - Получается, о терактах не стоит рассказывать, писать? - Нет, рассказывать надо. Только по-другому. Нужна самоцензура. Нельзя показывать трупы, оторванные руки и ноги. Надо понимать: средства массовой информации - очень мощный инструмент, и пользоваться этим оружием нужно умело. Вот вам один пример - США, 11 сентября. Да, мы все видели рушащиеся здания. Но много ли трупов на экране вы вспомните? Нет. Потому что их не показывали. Это совершенно правильный способ подачи информации. Правда, и Америка к этому пришла не сразу. В 70-е годы и там было очень много насилия на экранах. Эту проблему обсуждали даже в конгрессе. Проводилось много исследований - более двух тысяч. И почти все сошлись на том, что показывать трупы нельзя. Хотите жить в более-менее спокойном обществе - не показывайте насилия на экране. Ведь оно неизбежно приводит к насилию в реальной жизни. - Но ведь террористы как раз и стремятся к тому, чтобы их показали по телевизору: - Вот именно! Терактами люди пытаются привлечь внимание к своим проблемам. Современный терроризм очень сильно связан с масс-медиа. На Западе было очень много книг о терроризме, в которых задавался один вопрос: "Как же так? В Советском Союзе такой жесткий режим, а никаких терактов нет?" И тут же объяснялось, почему не было терроризма: взрывай не взрывай, захватывай не захватывай, все равно никто ни о чем не узнает. Теракт будет, а толку никакого! - То есть тоталитарное государство - это рецепт от терроризма? - Я бы не хотел так говорить. Хотя, наверное, в этом есть доля истины. - Наша жизнь изменилась, и теперь нам все время придется жить в постоянном ожидании очередного взрыва и захвата заложников? - Да. Могу сказать, что будет несколько сценариев поведения людей. Кто-то, более подверженный истерическим реакциям, будет сидеть дома, стараться избегать массового скопления людей, обращать внимание на множество примет. У кого-то наступит привыкание. Точнее, не привыкание, а некое осознание существования опасности. Ну и, конечно, усилятся ксенофобские настроения. Это абсолютно предсказуемая реакция. Человек так устроен, что ему нужно найти причину трагедии, нужен образ врага. В первую очередь ненависть будет направлена против кавказцев, чуть позже это будет перенесено на всех приезжих. - Мы будем жить, как израильтяне? - Не совсем. К счастью, до Израиля еще мы не дотягиваем. Израиль живет равномерно-распределенно: в любом- даже самом маленьком - городе Израиля существует угроза терроризма. В России - это только юг (Ставрополье, Краснодарский край, Северный Кавказ). И Москва. - В чем еще наше отличие от Израиля? - Там идет борьба за государство, здесь - вроде как за отделение. Израильтяне, в отличие от россиян, по сути живут в военном лагере. Там люди самоорганизованны, они знают, как вести себя в случае теракта, мы - нет. - Но какой-то израильский опыт может быть полезен и для нас? - Конечно! В Израиле очень внимательно относятся к такому школьному предмету, как "Основы безопасности жизнедеятельности". Помимо каких-то бытовых вещей, там учат, как вести себя при захвате заложников, теракте, во время обстрела. Даже первоклассник знает, что если случился теракт, то первым делом надо обзвонить родственников и успокоить их, сообщить: "Я жив". У нас к ОБЖ абсолютно несерьезное отношение. А зря. Надо понимать, что мы сегодня живем в состоянии войны. - В России были и Буденновск, и Первомайское, и Кизляр, и взрывы домов на Гурьянова, Каширке, и Пушкинская площадь. Но такое ощущение, что настоящий страх возник только после Дубровки и Тушина: Так оно и есть. Все шло по нарастающей. Сначала казалось, что это единичные случаи. Сейчас стало ясно: это может случиться в любой момент. Это будет всегда. Появилось ощущение перманентности. И потом, что касается взрыва на Пушкинской, то ведь там не было дано однозначного ответа: что это - разборки бандитов или чеченский теракт? Вот и не было такого страха. А на Дубровке и в Тушине все слишком очевидно. - И как нам с этим дальше жить? - Я убежден: надо продолжать нормальную жизнь. Главное - чтобы бдительность не притупилась. Особенно у правоохранительных органов. Не надо замыкаться. Но и не стоит забывать, что ЭТО может произойти в любой момент. Кстати, изучением причин терактов должны заниматься не ФСБ и МВД, а социологи, психологи и этнографы. У силовиков другие функции. А социальные науки для того и существуют, чтобы вовремя отслеживать реакции общества, обратную связь. Это должно быть не неким ощущением "кажется, дождь собирается", а реальными прогнозами - как прогноз погоды. Вот тогда можно будет предпринимать какие-то реальные шаги. - Вы сами боитесь терактов? - Нет. Но я боюсь за своих близких. Это нормальная реакция. Всегда ведь кажется: я-то смогу увернуться, я в такую ситуацию никогда не попаду!